Общественный поток сознания

[Natalie2005]

Да все там как надо. Это стилистика такая...

ПС. А "обыватель", простите, кто? Поэт это ж не профессия )))...

[gugu]

А "обыватель", простите, кто?

Автор, если только это не социальная пародия, а пародия на само стихотворение. Что-то вроде:
У лукоморья дуб спилили,
златую цепь воры стащили
кота на мясо зарубили,
русалку в море утопили.
там на неведомых дорожках
верблюды ходят в босоножках...

[Maloy]

Пред бумагой у меня душевный трепет,
Если, так сказать, не в частности, а в общем.
Вижу, как во все века бумага терпит,
Терпит так, как ей положено, не ропщет.

Молодец она, бумага, не сдается,
Хоть порой, бывает, рвут ее на части.
За терпенье ей, как видно, воздается,
Воздается уважением и властью.

И цветет она, и властвует умами
Да и души уловляет непременно.
Оказали мы доверие бумаге
Обозначить нашу истинную цену.

Мы привыкли к ней, мы без нее ни шагу.
Лист с печатями: и горе, и награда.
Ложь, которая попала на бумагу
Поневоле почитается как правда.

И глотаем мы ее, как будто верим
Во спасение, что ложь нам доставляет.
А в грядущее не всем откроют двери,
Слышал я, что где-то списки составляют.

А мы думать отвыкаем без бумажки,
Мы бумажные развешиваем флаги.
И, в конце концов, окажется однажды,
Что живем мы, люди, только на бумаге.

Нас чернилами вписали честь по чести
Четким почерком, разборчивым и чистым,
Чтоб потом когда-нибудь поставить крестик
И уже навеки вычеркнуть из списка,

Словно не были и не жили на свете,
Не имели ни науки, ни искусства.
Оттого ли наши лучшие поэты
Изъяснялись непечатно, а изустно.

И пишу я гимн бумаге на бумаге.
Я стараюсь – бесполезные старанья.
Все, чем жив я, что люблю и понимаю,
Превращается в бумажное маранье.

(Ю. Лорес)

[Maryna]

Почитав последние обсуждения в курилке, хочу процитировать Лермонтова (кстати, 27 июля 170 лет со дня его гибели). Стихи всем знакомы.

Дума

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее - иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.

К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию - презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты - его паденья час!

Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.

Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства -
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.

1838

[gugu]

Утешает только то, что

От жизни той, что бушевала здесь,
От крови той, что здесь рекой лилась,
Что уцелело, что дошло до нас?
Два-три кургана, видимых поднесь...

Да два-три дуба выросли на них,
Раскинувшись и широко и смело.
Красуются, шумят,- и нет им дела,
Чей прах, чью память роют корни их.

Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаем
Себя самих - лишь грезою природы.

Поочередно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.

[Белая Глазурь]

Начну
Иосиф Бродский
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря... (1976)
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне --
как не сказано ниже по крайней мере --
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=7705

[jusja]

Анна Ахматова

* * *

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

[Maloy]

Потухший профиль фонаря.
Разъезд. Вагонов бегство.
Я и перрон. Перрон и я -
Апофеоз восторженного действа.

В пейзажа блёклую тетрадь
Извилистых дорожных линий
Меня торопится вписать
Осенних листьев ливень...

Отчётливый сороки треск,
Как первый знак привета
Полудремучих сельских мест,
Как отзвук детства лета.

Шиповник красный. Ели синь.
Перо, забытое кукушкой.
Мираж росистых паутин,
Берёз растрёпанных верхушки.

В полубреду иль в полусне
Тропа выводит на дорогу...
Улыбка в утреннем окне -
Я дома, дома! Слава Богу!

(Геннадий Рудягин)

[starless]

Иосиф Бродский
На независимость Украины (1994)

Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
"время покажет Кузькину мать", руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченный изотопом,--
жовто-блакытный реет над Конотопом,
скроенный из холста, знать, припасла Канада.
Даром что без креста, но хохлам не надо.
Гой ты, рушник, карбованец, семечки в полной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы медля строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога!
Ступайте от нас в жупане, не говоря -- в мундире,
по адресу на три буквы, на все четыре
стороны. Пусть теперь в мазанке хором гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть -- так сообща, путь выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще.
Прощевайте, хохлы, пожили вместе -- хватит!
Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
кожаными углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом. Вашего хлеба, неба,
нам, подавись мы жмыхом и колобом, не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом?
Вас родила земля, грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Это земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой да Левада-степь, краля, баштан, вареник!
Больше, поди, теряли -- больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза --
нет на нее указа, ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.

[Maloy]

Жизнь все равно прекрасней лучших снов.
Какая бы беда не омрачила,
Духовный мир разрушив до основ,
Поверь в себя и все начни сначала.
Жизнь все равно прекрасней лучших снов.

Ты о своих потерях не жалей.
Нельзя без них, а сердца не убудет.
Что прошлое? Гораздо тяжелей,
Когда в грядущем ничего не будет.
Ты о своих потерях не жалей.

Случайно ли пришлось явиться мне?
Или в природе есть закономерность:
Она веками в темной глубине
Ждала меня и сохраняла верность.
Случайно ли пришлось явиться мне?

Не горячись - смерть уравняет всех.
Король ли? Пешка? - Вспомни уходящих.
Но лучше королем прожить свой век,
А там хоть пешкой в деревянный ящик.
Не горячись - смерть уравняет всех.

Терять себя и снова находить.
Других гневить, не думая о злобе.
В чужой судьбе - родной судьбою быть.
Смотреть как все - воспринимать особо.
Терять себя и снова находить.

Как непривычно молодость терять!
Словам поверив - не придать значенья.
И в чем-то повторяясь, повторять:
"Неповторимость - чудо повторенья!"
Как непривычно молодость терять!

Какой контраст цветов! А суть одна:
Основа доброты, которой служим.
Что белизна или голубизна,
Что черный цвет! - Все нам ласкает души.
Какой контраст цветов! А суть одна!

Волнуй телесной красотой своей!
В поток страстей с улыбкою пускайся.
Что тело? - Достояние червей.
Ну, а душа? - И думать не пытайся.
Волнуй телесной красотой своей!

Сомнителен первоначальный грех.
Когда Адам и Ева в райской куще
Не знали бы соблазна и утех,
Ей-богу, в мире не было б живущих.
Сомнителен первоначальный грех.

(Я. Дорис)

[Maloy]

Оборотясь, они в последний раз
На свой недавний, радостный приют,
"На Рай взглянули: весь восточный склон,
Объятый полыханием меча,
Струясь, клубился, а в проеме Врат
Виднелись лики грозные, страша
Оружьем огненным. Они невольно
Всплакнули - не надолго. Целый мир
Лежал пред ними, где жилье избрать
Им предстояло. Промыслом Творца
Ведомые, шагая тяжело,
Как странники, они рука в руке,
Эдем пересекая, побрели
Пустынною дорогою своей.
(Д. Мильтон. Потерянный рай)

- Понимаете - древняя легенда о рае... Это ведь о нас, о теперь. Да! Вы вдумайтесь. Тем двум в раю - был предоставлен выбор: или счастье без свободы - или свобода без счастья, третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу - и что же: понятно - потом века тосковали об оковах. Об оковах - понимаете, - вот о чем мировая скорбь. Века! И только мы снова догадались, как вернуть счастье... Древний Бог и мы - рядом, за одним столом. Да! Мы помогли Богу окончательно одолеть диавола - это ведь он толкнул людей нарушить запрет и вкусить пагубной свободы, он - змий ехидный. А мы сапожищем на головку ему - тррах! И готово: опять рай. И мы снова простодушны, невинны, как Адам и Ева. Никакой этой путаницы о добре, зле: все - очень просто, райски, детски просто. Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители - все это добро, все это - величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу - то есть наше счастье.
Наши боги – здесь, с нами – в Бюро, в кухне, в мастерской, в уборной; боги стали, как мы: эрго – мы стали, как боги.
(E.И. Замятин. Мы)

[Белая Глазурь]

Как! И я, верх неги,
Я, оскорбленный за людей, что они такие,
Я, вскормленный лучшими зорями России,
Я, повитой лучшими свистами птиц, —
Свидетели: вы, лебеди, дрозды и журавли! —
Во сне провлекший свои дни,
Я тоже возьму ружье (оно большое и глупое,
Тяжелее почерка)
И буду шагать по дороге,
Отбивая в сутки 365x317 ударов — ровно.
И устрою из черепа брызги,
И забуду о милом государстве 22-летних,
Свободном от глупости возрастов старших,
Отцов семейства (обшественные пороки возрастов старших).
Я, написавший столько песен,
Что их хватит на мост до серебряного месяца.
Нет! Нет! Волшебницы дар есть у меня, сестры небоглазой.
С ним я распутаю нить человечества,
Не проигравшего глупо
Вещих эллинов грез,
Хотя мы летаем.
Я ж негодую на то, что слова нет у меня,
Чтобы воспеть мне изменившую
Избранницу сердца.
Ныне в плену я у старцев злобных,
Хотя я лишь кролик пугливый и дикий,
А не король государства времен,
Как зовут меня люди:
Шаг небольшой, только «ик»,
И упавшее «о», кольцо золотое,
Что катится по полу
http://slova.org.ru/hlebnikov/voina_v_myshelovke/

[amik]

Белая Глазурь, по ссылке некий Велимир Хлебников, так и пишите, от сетевых ссылок голова болит

[Гретхен]

Хлебников в свое время весьма известен был.
Вот это творение у него самое популярное:

Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!

Вот только не помню, знаменитое стихотворение про синие ноги этому аффтару принадлежит или кому-то из его коллег.

[starless]

Вот это творение у него самое популярное

А как же "Заклятие смехом"?

[Гретхен]

Да, и оно конечно.
Вообще, где-то читала, что Хлебников много сделал для развития русского языка, хотя не знаю, в чем его вклад заключается.

[Maloy]

Не плачьте обо мне - я проживу
счастливой нищей, доброй каторжанкой,
озябшею на севере южанкой,
чахоточной да злой петербуржанкой
на малярийном юге проживу.

Не плачьте обо мне - я проживу
той хромоножкой, вышедшей на паперть,
тем пьяницей, поникнувшим на скатерть,
да этим, что малюет Божью Матерь,
убогим богомазом проживу.

Не плачьте обо мне - я проживу
той грамоте наученной девчонкой,
которая в грядущести нечёткой
мои стихи, моей рыжея чёлкой,
как дура будет знать. Я проживу.

Не плачьте обо мне - я проживу
сестры помилосердней милосердной,
в военной бесшабашности предсмертной,
да под звездой моею и пресветлой
уж как-нибудь, а всё ж я проживу.
(Б. Ахмадулина. Заклинание)

[Chemical One]

Хлебников - кубофутурист, известный поэт Серебряного века.

Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй - пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.

[Maloy]

Видал ли очи львицы гладной,
Когда идёт она на брань
Или с весельем коготь хладный
Вонзает в трепетную лань?
Ты зрел гиену с лютым зевом,
Когда грызёт она затвор?
Как раскалён упорным гневом
Её окровавленный взор!
Тебе случалось в мраке ночи,
Во весь опор пустив коня,
Внезапно волчьи встретить очи,
Как два недвижные огня?
Ты помнишь, как твой замер голос,
Как потухал в крови огонь,
Как подымался дыбом волос
И подымался дыбом конь?
Те очи - страшные явленья!
Я знаю очи тех страшней:
Не позабыть душе моей
Их рокового впечатленья!
Из всех огней и всех отрав
Огня тех взоров не составишь
И лишь безумно обесславишь
Наук всеведущий устав.
От них всё чувство каменеет.
Их огнь и жжёт и холодит;
При мысли сердце вновь горит,
И стих робея леденеет.
Моли всех ангелов вселенной,
Чтоб в жизни не встречать своей
Неправой местью раздраженной
Коварной женщины очей.
(C.П. Шевырёв. Очи)

[Maloy]

О счастии с младенчества тоскуя,
Всё счастьем беден я,
Или вовек его не обрету я
В пустыне бытия?

Младые сны от сердца отлетели,
Не узнаю я свет;
Надежд своих лишен я прежней цели,
А новой цели нет.

Безумен ты и все твои желанья -
Мне первый опыт рек;
И лучшие мечты моей созданья
Отвергнул я навек.

Но для чего души разуверенье
Свершилось не вполне?
Зачем же в ней слепое сожаленье
Живет о старине?

Так некогда обдумывал с роптаньем
Я дольний жребий свой,
Вдруг Истину (то не было мечтаньем)
Узрел перед собой.

"Светильник мой укажет путь ко счастью!
Вещала.- Захочу -
И, страстного, отрадному бесстрастью
Тебя я научу.

Пускай со мной ты сердца жар погубишь,
Пускай, узнав людей,
Ты, может быть, испуганный, разлюбишь
И ближних и друзей.

Я бытия все прелести разрушу,
Но ум наставлю твой;
Я оболью суровым хладом душу,
Но дам душе покой".

Я трепетал, словам ее внимая,
И горестно в ответ
Промолвил ей: "О гостья роковая!
Печален твой привет.

Светильник твой - светильник погребальный
Всех радостей земных!
Твой мир, увы! могилы мир печальный
И страшен для живых.

Нет, я не твой! в твоей науке строгой
Я счастья не найду;
Покинь меня, кой-как моей дорогой
Один я побреду.

Прости! иль нет: когда мое светило
Во звездной вышине
Начнет бледнеть и всё, что сердцу мило,
Забыть придется мне,

Явись тогда! раскрой тогда мне очи,
Мой разум просвети,
Чтоб, жизнь презрев, я мог в обитель ночи
Безропотно сойти".
(Е.А. Баратынский. Истина)